Сергей Ощепков, ветеран КРУ (Алтайский край)
Несмотря на мои тогдашние 25 лет, подобных проверок у меня уже было много, но эта отличалась тем, что предстояло работать по жалобе, направленной на имя секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева. Обратился к столь высокому лицу завскладом сельпо поселка Таежный Виктор Петрович Вахрушев, у которого была обнаружена крупная недостача продовольственных товаров. Однако Виктор Петрович клялся в своем послании, что ни копейки не брал, и просил направить опытного московского ревизора для обстоятельной проверки. Из столицы, побывав в нескольких министерствах, о чем свидетельствовали размашистые подписи влиятельных лиц, жалоба была спущена для исполнения в наше краевое управление.
...В местном аэропорту меня встретил председатель райпотребсоюза Иван Сергеевич Петухов. Я спросил его о сельпо.
— Оно не худшее, но и далеко не лучшее, основная проблема с кадрами. Ну, а по недостаче... — Иван Сергеевич тяжело вздохнул, видно, набил ему оскомину этот случай, дошедший до самой Москвы. — Полгода проверяли вдоль да поперек — подтверждается все, сам документы сличал. Сейчас материалы принесут, а дальше что делать — решай. Чем сможем — поможем.
Я засел за кипу папок. Недостача водки, сахара, муки подтверждалась несколькими инвентаризациями, материалы оформлены грамотно, все тщательно подсчитано. Проверяющие даже сличили поступление товаров с путевыми листами автомобилей, привозивших продукты на склад сельпо. Виновность Вахрушева по документам сомнения не вызывала. Мне в сущности оставалось это только подтвердить.
И все же я решил поговорить с ревизорами, бухгалтерами, товароведами, которые выезжали с проверками, неоднократно считали, взвешивали имеющиеся на складах продукты. От них я узнал, что Виктор, заведующий складом, не пьет, хороший семьянин. Живет с женой, малолетним сыном, матерью и дедом. Получает мало, поэтому летом и осенью работает на уборке урожая.
Перед поездкой в Таежный я встретился со следователем районной прокуратуры Тамарой Ивановной Салькиной.
— В данный момент, — сказала она, — пишу обвинительное заключение. Факт недостачи документально подтвержден. Но, понимаете, душа противится обвинить Виктора. Он говорит, что скорее всего его в районе обманули. Фактуры давали подписывать, а товар не отпускали. Мы, как вы видели, на складе райпотребсоюза сделали несколько инвентаризаций, в том числе и внезапные. Но нет, там все нормально. Я предлагаю завтра вместе в Таежный съездить, мне нужно со свидетелями доработать, а вы, на свежую голову, документы в сельпо посмотрите. Вдруг что-то новое откроется.
Дорога в Таежный напоминала испытательный полигон. Наш ГАЗ69 жалобно поскрипывал на ухабах и кочках. Часа через два мы въехали в село и остановились у деревянного здания с треснувшей пополам темно-красной вывеской «Таежное село».
В прокуренном кабинете сидел председатель Иван Иванович Решетов. Я сообщил ему, что прибыл по ответственному заданию.
— Задание, надо полагать, Ивана Сергеевич Петухова было? — спросил Решетов.
Над головой председателя возвышался портрет Хрущева. Я, кивнув вверх, ответил: «Да нет, его...».
В это время дверь отворилась и в кабинет вошел высокий человек лет тридцати, как оказалось старший бухгалтер Степан Петрович Нонков.
Я рассказал, не вдаваясь в подробности, о разговоре с председателем райпотребсоюза, о том, что о результатах проверки должен доложить краевым партийным органам, и о своем желании быстрее ознакомиться с делами и поговорить с Вахрушевым.
— Виктора мы сразу отстранили от работы, как только недостача вылезла, — Иван Иванович закурил очередную папиросу, — вместо него сейчас работает Жирнова Ольга Васильевна. Она и до Виктора работала, за двадцать семь лет ни одной недостачи. Проводили ее на пенсию, а тут Виктор из армии пришел, вот его по рекомендации родной тетки Марии Петровны Кашенцевой и взяли. Она тоже у нас работает в магазине продавцом. Думали она его научит уму-разуму, ну, как документы оформлять, отчеты составлять. А видишь как получилось — год отработал, и такая недостача. Хотя работал он хорошо — со Степаном Петровичем нарадоваться не могли. Пунктуальный, безотказный. Женился на приезжей учительнице. Семейный человек ответственнее холостяка. Да не один я, вся деревня так считает — в районе его дурака провели. Зевнул, что называется. Хотя на такую сумму видно не раз зевал. Открыв дверь, он, обратясь к неведомой мне Дусе, велел сбегать за Виктором.
— Степан Петрович, — обратился я к старшему бухгалтеру, — сколько за период работы Вахрушева вы провели инвентаризаций?
— Ни одной, считали, что не нужно их проводить. Все на глазах — отпуск и привоз.
— Но ведь за год вы должны были провести не менее двух инвентаризаций. Вовремя бы выявили этот факт, да и сумма была бы меньше. Возможно, и предотвратить недостачу можно было. А так вы не меньше Вахрушева виновны.
Старший бухгалтер покраснел и развел руками. Мне выделили отдельный кабинет с паутиной в углах и перекосившимся столом, обтянутым потертым до сизой материи кожзаменителем. Туда и зашел Виктор.
Я представился и попросил его рассказать все по порядку с первого дня работы его кладовщиком.
Виктор долго говорил о своей жизни: как пришел из армии, женился, как родная тетка посоветовала устроиться в сельпо. Как работал на уборке урожая и заготовке леса, а тетя Маша выполняла за него обязанности заведующего складом. Я спросил: «Оформляли или нет в это время передачу товаров?». Он удивленно ответил, что в этом не было необходимости, ведь тетя Маша учила его работать, все время опекала, да и родственники близкие они.
К концу разговора я поймал себя на мысли, что считаю его не вором, а скорее обманутым и несчастным человеком. Кто же его так подставил?
У меня кончились папиросы, и я предложил Виктору сходить в магазин и заодно посмотреть склад, где он работал. Склад находился в одном здании с магазином. На скрип несмазанных петель, вышла красивая, яркая женщина с румяным лицом и карими глазами. Я показал свое служебное удостоверение и задал несколько вопросов. Мария Петровна торопливо отвечала, явно волнуясь и теребя пуговицу халата. Я попросил подать пачку «Беломорканала». Она подала сигареты «Охотничьи», потом, спохватившись, заменила их на папиросы и долго не могла сосчитать — сколько с рубля нужно вернуть сдачи. Расставаясь с Виктором, я его попросил без моего ведома никуда не отлучаться. Так незаметно окончился день, и, известив следователя по телефону, что новостей у меня нет, отправился с конюхом Матвеем Матвеевичем к нему домой — к месту моего временного проживания. Матвей Матвеевич жил в небольшом ухоженном доме с женой Анной Антоновной и вернувшимся из Армении сыном Костей, работающим в колхозе трактористом. Рядом располагалась небольшая избушка матери — Марии Васильевны, где мне и предусматривался ночлег. После бани женщины накрыли стол. За чаепитием разговорились. Я поинтересовался Марией Петровной — теткой Виктора. — О Марии что скажешь, — ответила Анна Антоновна, — женщины в деревне ее не любят. Мужикам водку под карандаш дает. А как получка, так к ней очередь — расчет идет. Из-под прилавка тоже торгует. Нет в магазине сахара, а для нужных людей есть всегда. Хотя она тоже горя хлебнула. Замужем уже третий раз. Первый муж Прохор, от которого старшая дочь Наташка — она сейчас в городе в техникуме учится, в войну погиб, а Марии ведь тогда только восемнадцать исполнилось. Второго, пьяницу несусветного, в тюрьму за кражу леса посадили. Бил он ее смертным боем за то, что любовь крутила с каждым встречным. Ну а с третьим — Григорием — вроде повезло, мужик он хозяйственный, дочь родили.
Живут крепко — вон дом какой поставили — на четыре комнаты да веранда под стеклом. Одевается модно, золото носит, мотоцикл недавно купили. Но, поговаривают, опять гулять начала — мужики около нее так и вьются. На свой день рождения коньяком угощала — по двенадцать рублей бутылка, а зарплата у продавца новыми сорок шесть в месяц. Мы с Матвеем Матвеевичем вышли на улицу покурить на сон грядущий. Сразу с утра вместе со старшим бухгалтером и двумя членами комиссии приступили к инвентаризации. Степан Петрович щетинился:
— Какая необходимость опять все пересчитывать? К тому же ты приехал Вахрушева проверять. При чем здесь магазин. Весь год инвентаризациями занимаемся, из-за чего и план по товарообороту не выполняем. Я прервал его: — Степан Петрович, будем делать так, как я считаю нужным. Подготовь мне прямо сейчас все товарные отчеты за два последних года. Комиссия приступила к работе, а я стал внимательно рассматривать магазин. В дальнем углу один из стеллажей, на котором разложены разные промышленные товары, как-то непропорционально выделялся, от чего остаток стены у потолка был значительно шире, чем у пола. Я потянул за одну из полок, и весь стеллаж вдруг неожиданно отодвинулся, открыв маленькое удлиненное помещение. Убедившись, что вокруг никого нет, я рассмотрел потайную комнатку. Слева друг на друге в два ряда стояло несколько ящиков водки, на полу стопкой лежали четыре мешка сахара. На вбитом в стену гвозде висел отглаженный белый халат. Аккуратно задвинув стеллаж, я решил до результатов инвентаризации о своей находке никому не говорить. Мария Петровна принесла мне свои отчеты и пригласила пройти в другое помещение, так как здесь, по ее мнению, темно и сыро. Я взял документы, подошел к ее столу, открыл ящик, забрал все лежавшие там папки, отправился в контору. На скамейке у конторы сидел старик и, как мне показалось, плакал.
— Дед, — я подошел и присел возле него, — что с тобой? — Сынок, родной, спаси внука. Поверь мне, не брал он ничего. Видишь какая беда пришла, хоть в петлю лезь.
— Я обязательно постараюсь, успокойтесь. Дед посмотрел на меня своими выцветшими глазами и, кивнув седой головой, медленно пошел вдоль ограды. Через какое-то время принесли результаты инвентаризации, и я, разложив все документы по датам, погрузился в работу. По бухгалтерским данным, недостачи и излишков не было. Степан Петрович ликовал. Но я уже знал, что был прав. По инвентаризационной описи в графе «водка» на остатке числилось и фактически, и по данным учета 18 бутылок, сахара не было вообще. Но ведь я видел в той самой комнатке не менее восьми ящиков водки и мешки с сахаром. Мое внимание привлекла счет-фактура, лежавшая в скоросшивателе Марии Петровны с чистыми бланками и копиркой. В бухгалтерских документах этой фактуры не было. На ней значилось, что 2 ноября со склада было отпущено в село Сосновка четыре ящика водки «Московская» и три мешка сахара. Я позвал курившего на улице Матвея Матвеевича и спросил:
— Ты случайно не возил в Сосновку перед седьмым ноября продукты и кто был тогда кладовщиком? Он задумчиво почесал за ухом:
— Конечно, возил — водки четыре ящика и, по-моему, три мешка сахара. Тогда еще грузчик Иван Октябрьскую революцию заранее стал отмечать и к обеду прилично набрался, так меня Марья грузить их заставила и бутылку дала. А кладовщиком Виктор был. Но продукты я брал в магазине, так и раньше бывало, чтоб не перетаскивать. Я тщательно проверил наличие в магазине и на складе на эту дату водки и сахара. Водки было много — более сорока ящиков, но именно «Московская», поступив еще в конце августа, когда Вахрушев работал комбайнером, никому не отправлялась. Значит, в магазине ее быть не могло. Именно водка с таким названием и составляла основную долю недостачи. Это было еще одно подтверждение, что в районе, как считали практически все, Виктора никто не обманывал. Водка поступила на склад, а потом исчезла.
— Матвей Матвеевич, давай, никому не говоря, быстро съездим в Сосновку по очень важному делу. Только об этом будем знать лишь мы двое. Выходя из конторы, я встретился со спокойным и надменным взглядом Марии Петровны. В сосновском магазине нас встретила Зоя Васильевна Савельева, пятидесятилетняя женщина, с огромной связкой ключей, висевших у нее на перекинутом через шею толстенном шнуре. Я показал ей счет-фактуру, спросив, получала она или нет продукты и почему этот документ не отражен в отчете. Добавил:
— У меня есть письменное подтверждение, что вам эти товары привозили. — Да, действительно получала, — ответила Зоя Васильевна, опустив глаза. Она рассказала, что Марии Петровне срочно нужны были деньги, чтобы снять для дочери в городе квартиру, и она попросила продать эти товары. Все деньги Мария Петровна забрала себе, подарив Зое Васильевне самовар. А фактуры она сожгла, бросив их в печь. Я попросил написать объяснение и пока никому о нашем разговоре не говорить. Вернулись в Таежный мы уже затемно. Утром с Матвеем Матвеевичем объехали семьи, которые играли свадьбы. Мария Петровна действовала осторожно, не гналась за сиюминутной выгодой. Каждая семья для застолья покупала по шесть ящиков водки и только один из них был с «Московской». А вот бригадиру, гулявшему в соседнем райцентре, водки с таким названием из магазина продано семь ящиков. Собрав инвентаризационную комиссию, я предложил заново в магазине пересчитать водку и сахар. Этих продуктов было мало на остатке, проверяющие быстро выполнили мое поручение, хотя старший бухгалтер и выговаривал какие-то колкости. Мария Петровна с милой улыбкой услужливо выложила еще вчера проверенные документы.
— Теперь прошу всех пройти за мной, — я подошел к стеллажу и, отодвинув его, обнаружил потайную комнату. Комиссия замерла, Мария Петровна упала на колени и зарыдала. Мы сидели в моем кабинете вместе со следователем Тамарой Ивановной, а Мария Петровна давала показания. Она поведала, что последние годы выдались для нее неимоверно трудными. Дочь Наталья, учась в техникуме связалась с плохой компанией и постоянно требовала денег. Заболела младшая дочь, обострились отношения с мужем. Когда она, в отсутствие Виктора, получила водку, сахар и муку, то сгрузили их в магазин, так как к складу по причине осенней распутицы трудно было подъехать. Приходную фактуру она в учете провела по складу, а расходные документы не оформляла. Сначала думала, что взяла как бы взаймы, но деньги быстро разошлись, и она вновь часть продуктов, когда их в очередной раз привезли из района, оставила в магазине. На вопрос следователя о потайной комнате Мария Петровна пояснила, что делали ее не специально для укрывательства товаров. Когда ставили стеллажи, этот «закуток» между колоннами образовался сам собой. Потом уже местный столяр приделал сдвижные петли, и она хранила там свои вещи. Контроля со стороны старшего бухгалтера она не боялась: «Степан пришел как-то раз, а у меня сахар неучтенный прямо на глазах стоит, я пуговицу на груди специально расстегнула — и он об инвентаризации забыл». Она горько рыдала, задавая один и тот же вопрос: «Что я скажу отцу, Виктору, как людям в глаза смотреть?». Вечером я съездил к Виктору и рассказал ему и деду Петру о результатах проверки. Пораженный Виктор безмолвно смотрел в одну точку. Дед беспрестанно курил, скручивая цигарки трясущимися руками. Я его понимал, ведь Мария Петровна ему дочь. ...Спустя год я получил письмо от Виктора и его жены Лиды, в котором сообщалось, что у них родилась дочь. Был суд. Виктору за халатность дали два года условно, а тете Маше — пять лет тюрьмы. Старшего бухгалтера Степана Петровича уволили по статье, и он уехал жить в город, а председатель сельпо Иван Иванович ушел сам и сейчас работает в колхозе. Виктор поступил в техникум. Вместе с дедом Петром они приглашали меня приехать к ним в деревню, сходить на рыбалку, по грибы... Я прочитал письмо, отложил в сторону исписанный лист бумаги и улыбнулся: «Спасибо за приглашение».
Журнал «Бюджет» №12 декабрь 2003 г.